Я утверждаю, что сегодня мы знаем достаточно, чтобы ожидать, что эта улучшенная позиция будет унитарной и что концептуальное разделение между «разумом» и «материей» будет рассматриваться как побочный продукт недостаточного холизма («философия целостности»). Когда мы слишком пристально смотрим на часть, мы теряем возможность увидеть необходимые черты целого, и тогда у нас возникает соблазн приписать явление, возникающее благодаря целостности, какому-то сверхъестественному явлению.
Люди, слишком часто читающие мои труды, черпают в них поддержку для мыслей о сверхъестественном, которые были у них, конечно, и до того. Я никогда сознательно не оказывал такой поддержки, а это ложное впечатление оказывается барьером между ими и мной. Я не знаю, что делать, кроме того, что еще раз разъяснить мои идеи в отношении сверхъестественного, с одной стороны, и механического, с другой. Ну что ж, я презираю и испытываю страх перед обеими крайностями, считаю их эпистемологически наивными и неверными, а также политически опасными. Они также опасны для того, что мы называем умственным здоровьем.
Мои друзья подталкивают меня к тому, чтобы я выслушал еще больше рассказов о сверхъестественном, подверг себя различным «опытам» и встретился с большим количеством людей, практикующих невероятное. Они называют меня ограниченным в этой области. Так оно и есть. В конце концов, я по профессии и врожденной склонности – скептик, даже в отношении данных, получаемых от органов чувств. Я действительно верю, что есть какая-то связь между моим «опытом» и тем, что происходит «там», и эта связь воздействует на мои органы чувств. Но эту связь я рассматриваю как очень таинственную и требующую большого количества исследований. Как и другие люди, я обычно испытываю многое из того, что не происходит вовне, «там». Когда я присматриваюсь к тому, что, как я считаю, является деревом, я получаю образ чего-то зеленого. Но этот образ не находится «там». Поверить в это – будет опять-таки видом предрассудков, суеверия, так как образ – это мое творчество, оформленное и окрашенное многими обстоятельствами, включая и заранее составленное мнение.
Что касается сверхъестественного, я считаю, что данные во многих случаях отличаются от того, как они поданы, и не поддерживают, не говоря уже о доказательстве, того, на что они нацелены. Я также считаю, что в эти утверждения настолько трудно поверить, что требуется очень сильное доказательство.
Беда в том, что вера в чудо всегда оставляет верующего открытым для любой веры. Воспринимая и принимая два противоречащих вида объяснений, он жертвует всеми критериями невероятного. Если какое-то предположение одновременно правильно и неверно, тогда все предположения должны быть одновременно правильными и неверными. Все вопросы веры или сомнения теряют тогда смысл. В этом контексте концепция ереси приобретает свое значение. Однако, если ересь определить как внутренне противоречивое мнение о какой-то главной посылке жизни и религии, тогда вера в сверхъестественное будет, в конце концов, «ересью».
Пример, возможно, внесет большую ясность. Недавно я присутствовал на сеансе, где профессиональный медиум нарисовал около двадцати картин за два часа. Эти картины он подписал именами различных покойных знаменитых художников – Пикассо, Моне, Тулуз-Лотрек, Матисс, Рембрандт и т.д. И, в самом деле, каждая картина была выдержана в стиле художника, чье имя было на ней «подписано». Медиум утверждал, что дух покойного художника управлял им во время написания картин и что без такого воздействия он бы и не знал, как подступиться к холсту.
Несколько дней спустя маленькая девочка лет четырех испортила одну из этих картин, на которой стояла «подпись» Моне. Члены общины были в шоке. Но я предположил, что такая последовательность событий доказывала реальность приведений. Очевидно, Моне, находясь где-то в краю мертвых, узнал об этом чудовищном перевоплощении и, разъяренный, вернулся на землю, воплотился в маленькую девочку и направил ее руку, чтобы она испортила картину. Я указал, что штрихи, сделанные девочкой на картине, и есть подлинный Моне и принесут на аукционе несколько тысяч долларов. Или всю картину можно назвать подлинным Моне? Любая гипотеза по правдоподобию (или неправдоподобию) равна другой. Введение сверхъестественного в схему объяснения разрушает всю веру и все неверие, оставляя только состояние ума, которое мы определяем, покрутив пальцем у виска. Но это состояние некоторые находят приятным.
Большое количество разнообразных предрассудков о сверхъестественном зависит от довольно небольшого числа неверных представлений. Так, я считаю, что получение информации организмами или машинами всегда происходит материальным путем и через вполне определенные органы.
Это исключает такие варианты экстрасенсорного восприятия, как телепатию, восприятие на расстоянии, второе зрение и т.д. Это также исключает предрассудок, называемый «наследование приобретенных черт». Но" конечно, не исключается возможность у людей, животных или машин иметь такие органы чувств, о которых мы просто еще не знаем. Однако при обсуждении с друзьями проблемы сверхъестественного я вижу, что любое простое объяснение того, в чем они убеждены, их не устраивает.
Другие виды предрассудков построены на противоречиях, подобных понятию коммуникации без каналов связи, таким, как вера в вещи или людей без материального облика, но тем не менее взаимодействующих с материальным миром. Так, есть люди, описывающие «опыт вне тела», когда нематериальное что-то (что-то, что не является чем-то) оставляет тело в буквальном смысле, чтобы получить ощущение и опыт во время такого путешествия (хотя и не имеет при этом органов чувств), и возвращается назад в тело, снабжая хозяина тела информацией о путешествии. Я рассматриваю все такие рассказы как галлюцинации или чистой воды вымысел. Подобным же образом вера в антропоморфные сверхъестественные существа утверждает существование и способность влиять на события лиц, не имеющих ни местоположения, ни материального существования. Итак, я не верю ни в духов, ни в богов, ни в дьяволов, фей, гномов, нимф, духов леса, привидения, домовых или в Деда Мороза. (Но вера в то, что Деда Мороза нет, возможно, является началом религии.)
Некоторые понятия в области сверхъестественного, казалось бы, базируются на материалистической науке, но на самом деле это не так: у них нет тех качеств и свойств, относящихся к материальному миру. Из всех примеров с физическими величинами, наделенными мыслительной магией, «энергия» – самое вредное. Это когда-то четко определенное понятие из количественной физики с действительными размерами превратилось в беседах и мышлении моих друзей-антиматериалистов в пояснительный принцип.
Мою позицию и причину, по которой так много людей предпочитают мыслить по-другому, можно объяснить исследованием отношений между религией и волшебством. Я считаю, что все заклинания, заговоры, медитации, магические формулы, чары и т.д. действительно срабатывают – но действуя при этом на медиума (как и «психическая энергия»). А на любых других людей это не действует.
Но, когда человек (посторонний) хотя бы частично знает о происходящем и о направленности происходящего на себя, я уверен, что все эти магические процедуры могут быть очень эффективными: они могут убить или вылечить, принести вред или пользу.
Я не верю, что подобные магические процедуры имеют соответствующий эффект на неодушевленные предметы.
В общем, волшебные процедуры имеют кажущееся формальное сходство и с наукой, и с религией. Волшебство может быть выродившейся формой («прикладной») любой из этих двух. Присмотритесь к таким ритуалам, как танец дождя, или к тотемным ритуалам, относящимся к связям человека с животными. В этих видах ритуалов человек вызывает духов, или подражает, или стремится управлять погодой или экологией диких животных. Но я считаю, что это чисто религиозные церемонии на примитивной стадии. Это ритуальные утверждения единства, включающие всех участников в единое целое с метеорологическим циклом или с экологией тотемных животных. Это – религия. Но путь, ведущий от религии к волшебству, всегда таит в себе соблазн. От утверждения единства с туманно виднеющимся целым шаман обращается к более привлекательной позиции. Он рассматривает свой ритуал как часть целенаправленного волшебства, вызывающего дождь, или увеличивающего плодородие тотемного животного, или достигающего какой-либо другой цели. Критерий, отличающий волшебство от религии, и есть цель, зачастую направленная вовне.