Дочь: А диахронное?

Отец: Это тогда, когда событие рассматривается в качестве чужеродного к «общему процессу». Если кто-то рассеивает ДДТ в лесах и птицы гибнут, поев червей, наевшихся ДДТ, это диахронично с точки зрения наблюдателя за жизнью птиц, который концентрирует внимание на повторяющихся процессах жизни, скажем, дроздов.

Дочь: А может событие – изменение – из синхронного стать диахронным?

Отец: Нет, конечно, нет. Изменение – это что-то, вынутое из большого потока событий и ставшее предметом разговора или объяснения.

Дочь: А могу я рассматривать одно колебание часового маятника как или синхронное, или диахронное? Могу я рассматривать уничтожение планктона как или синхронное, или диахронное?

Отец: Да, но тебе придется напрячь воображение. Обычно мы говорим: «Часы тикают», и это тиканье является частью процесса существования часов. Чтобы рассматривать колебание маятника как диахронное, тебе придется сузить видение, чтобы сосредоточиться на чем-то меньшем, чем одно колебание. Чтобы увидеть гибель планктона как синхронное, тебе придется, вероятно, рассматривать всю Галактику…

Дочь: А не является ли синхронное время просто другим наименованием Вечного Настоящего?

Отец: Думаю, что – да. Это похоже на сжигание чапарели – густой заросли кустарников на склонах холмов в Калифорнии. Кинозвезды, живущие на склонах холмов, видят этот процесс в качестве необратимого события, которое может нарушить их образ жизни. А для индейцев, которые там жили, это процесс естественный.

Дочь: Хорошо быть ни с чем не связанным и видеть все происходящее в большем, синхронном оформлении?

Отец: Что касается меня, я бы стал следить за чапарелью и предоставил бы возможность Галактике следить самой за собой.

Но это двусмысленно. Видение себя частью системы, которая включает и меня, и чапарель, приводит к появлению причины для моих действий – сохранить цикл жизни (меня и чапарели), активно принимая участие в ее выжигании. Я считаю, что оформленное таким образом синхронное действие является таоистским, то есть пассивным. В Вечном Настоящем нет диахронного действия. Но если мы решим сохранить человеческий вид перед лицом угрозы со стороны Галактики или решим подготовиться к библейскому апокалипсису, вот это уже ' будет диахронным.

Дочь: Ты имеешь в виду, что нет смысла поднимать шум, если только угрожающее изменение не является диахронным. А смерть диахронна?

Отец: В широком смысле – нет. Но есть тенденция рассматривать ее как таковую.

Дочь: Ты знаешь, папа, придется думать о себе вне Вечного Настоящего прежде, чем начать что-то по поводу чего-то. Вот когда мы начинаем спорить. Как будто тебе необходимо иметь две точки зрения: изнутри и снаружи, обе одновременно.

Папа, я помню, ты часто говорил о тотемизме как о необходимой системе идей у австралийских аборигенов или о мессе как о необходимом ритуале средневековой Европы… Если месса помогает мне сохранять разум, ее стоит защищать, а лишиться ее было бы совершенно диахронно.

Отец: Видишь ли, месса может воплощать какую-то сложную истину, к которой у тебя нет возможности подойти другим путем. И она может это выполнять, даже выступая на низком логическом уровне, лишь бы ее предложения не создавали значительных противоречий.

Дочь: Или противоречий можно избежать, если различные виды предложений держать раздельно? Является ли это частью дифференцированного распределения информации? Или ты имеешь в виду, что я не смогу даже сформулировать эти важнейшие истины?

Отец: Это будет совсем другим видом знания, построенном на очень абстрактном уровне. И, увы, разрушение тотемизма или секуляризация мессы также воздействуют на людей на очень серьезном уровне. Они могут сделать вывод, что «ничто не является священным», «ничто нельзя рассматривать как часть большого целого» и т.д. Весь диапазон потенциальных возможностей, которые сопровождают способности человека к познанию, имеет и теневую сторону – человек без сознания не имеет возможности стать шизофреником.

XI. ПОСЛАНИЯ ПРИРОДЫ И ВОСПИТАНИЯ (ГБ)

Меня постоянно удивляет та легкость, с которой ученые утверждают, что данную характерную черту организма можно объяснить, исходя из окружающей среды или генотипа. Давайте попытаемся объяснить то, что я считаю отношением, связью между этими двумя объяснительными системами. Именно в отношениях между этими двумя системами и происходит путаница, заставляющая меня колебаться, какой из них приписать данную характерную черту.

При описании организма рассмотрим любой компонент, подверженный изменению под воздействием окружающей среды, например, цвет кожи. У людей, не являющихся альбиносами, цвет кожи подвержен потемнению, или загару, при воздействии на кожу солнечных лучей. Представьте теперь, что мы ведем речь о конкретном человеке. Чему приписать коричневый оттенок его кожи? Определяется он генетически или фенотипически?

Ответ, конечно, будет включать и генотип, и фенотип. Некоторые люди рождаются с более смуглой кожей, чем другие, а все люди, насколько я знаю (за исключением альбиносов), могут стать более коричневыми под воздействием солнечных лучей. Поэтому мы можем сказать, что генотип срабатывает двумя способами: в определении начальной точки загара и в определении способности к загару. С другой стороны, окружающая среда включена в развитие способности к загару – придание фенотипического цвета данного индивидуума.

Следующий вопрос: существует ли наряду с загаром под воздействием солнечных лучей еще и увеличение способности загореть на солнце. Могли ли бы мы путем чередования процессов загорания и «отбеливания» индивидуума увеличить его «умение» становиться коричневым под воздействием солнца? Если это так, то и генотип, и фенотип оказываются включенными в следующий уровень абстракции, где генотип обеспечит индивидуума не только способностью загорать, но и способностью научиться загорать, а среда соответственно закрепит эту способность.

Но тогда опять возникает вопрос, сознательно ли генотип представляет способность научиться изменять способность загорать. Это представляется маловероятным, но вопрос этот следует задать: когда мы имеем дело с объектом, подверженным обучению, влиянию, это влияние определяется генотипом.

И наконец, если мы хотим задать вопрос о загаре или любом другом явлении изменения окружающей среды или обучения, этот вопрос будет касаться логического типа спецификации, определенной генотипом. Определяет ли он цвет кожи? Определяет ли он способность изменять цвет кожи? Определяет ли он способность изменять способность изменять цвет кожи? И т.д. Ибо на каждое описательное предложение о фенотипе имеется объяснительный фон, который на последовательных уровнях логических типов всегда сведется к генотипу. Конкретная среда, конечно, всегда существенна для объяснения.

Очень интересен вопрос о сахаре в крови. Фактическая концентрация сахара в крови изменяется ежеминутно в зависимости от приема углеводов, действия печени, физической нагрузки, временного промежутка между приемами пищи и т.д. Но существуют пределы. Есть верхний и нижний пороги, и организм должен удерживать уровень содержания сахара в крови между этими границами. В противном случае – болезнь и/или смерть. Но эти границы изменяются под воздействием окружающей среды, например, при хроническом голодании, тренировках и акклиматизации. И, наконец, абстрактный компонент – то, что содержание сахара в крови имеет верхний предел, изменяемый опытом, – следует отнести к области генетики.

Говорят, что в 1920 годах, когда на Германию были наложены ограничения Версальским договором, по которому она имела право содержать армию в 10 тысяч человек, лица, желавшие быть зачисленными в эту армию, подвергались серьезным испытаниям. Они должны были быть сливками молодого поколения не только с физической стороны, но и с точки зрения физиологии и готовности посвятить свою жизнь армии. У каждого добровольца в начале испытаний брался анализ крови. Затем его просили прыгнуть через небольшой барьерчик в кабинете, затем перепрыгнуть обратно. И он продолжал прыгать до изнеможения. Когда он решал, что больше прыгать не в состоянии, снова брали кровь на анализ. В армию принимались те, кто лучше всех могли сократить содержание сахара в крови, преодолевая изнеможение решимостью. Нет сомнений в том, что свойство «способности уменьшить содержание сахара в крови» подвержено количественному изменению в результате тренировки или практики, но также, вне сомнений, некоторые личности (вероятно, по генетическим причинам) смогут быстрее всех реагировать на такую тренировку.